По дороге Энтони рассказал, что узнал обо мне несколько дней назад, ему позвонил какой-то человек и попросил встречи; на ней он сообщил, что видел меня и даже сфотографировал, но пленку у него отобрали. В том, что это была я, он уверен, поскольку снимал меня когда-то для светской хроники. Он и Корсана узнал. Энтони добавил, что приехал бы раньше, если бы не тайфун, но теперь все позади, и этого Корсана он сотрет в порошок.
– Нет, ты его не тронешь!
– Но он тебя украл и держал силой, я все знаю, я заставил заговорить его охранника. Я его убью за это!
– Нет, если ты не скажешь, что не причинишь ему зла, то я с тобой никуда не поеду!
Он хотел возразить, но, увидев мою отчаянную решимость, согласился.
– Ладно, Лиз, пусть будет по-твоему.
– Энтони, ты меня сейчас не трогай и ничего не спрашивай, и не говори, – сказала я, опережая лавину вопросов, готовую сорваться с его уст, потому что сейчас это было нестерпимо.
Я сидела и старалась ни о чем не думать, не разрешала себе; я смотрела на серую ленту шоссе, мелькание придорожных знаков, деревьев, полосатых столбов, и их навязчивая монотонная завеса не давала прорваться ко мне страшному известию и совсем убить меня. Доехали мы благополучно, и нам никто не помешал сесть на самолет Энтони.
Во Фриско была ночь, и он меня привез к себе и не спрашивал; там был Майк. Он спал, когда мы вошли к нему, и, глядя на него, я вдруг поняла, что меня не было очень долго, потому что он здорово вырос, и вырос без меня, и вообще…
Вот тогда я и заплакала. Энтони прижал меня к себе и увел. Я плакала, а он говорил, всякие утешительные вещи, которые я слушала и не слышала. Я не хотела, чтобы он уходил, я боялась остаться одна со своим несчастьем. Потом он сказал, что очень поздно, я должна отдохнуть, отвел в спальню и ушел.
Энтони еще спал, когда я открыла глаза, крепко и спокойно в двух составленных креслах. Я закрыла глаза и опять уснула. Весь последующий месяц он спал в моей спальне, только кресла заменил ему диван. Он сказал, что не хочет оставлять меня одну, боится, что я опять куда-нибудь пропаду.
Он вообще все время находился со мной безотлучно, но мы почти не разговаривали и никуда не выходили, мы только съездили на могилу Стива на следующий день.
Майк не помнил меня, а я была слишком угрюма и печальна для него, и он отдавал явное предпочтение Энтони, тот в нем души не чаял, и малыш это чувствовал.
Мы обычно уходили на пустынный пляж, они оставляли меня сидеть в старом плетеном кресле, а сами занимались своими делами, им вдвоем было хорошо, они прекрасно понимали друг друга. Я ничего не делала, смотрела на набегающие волны, на птиц, на облака, и мне этого было довольно.
Часто приходила Нэнси, но я с ней почти не говорила, она приходила повидаться с Энтони и Майком, которых любила. Я видела, конечно, что ее распирает любопытство, но не испытывала никакого желания удовлетворить его, и, наверно, это ясно читалось на моем лице, а идти на приступ она не решилась.
Но Нэнси есть Нэнси, и как-то раз, выпроводив Энтони и Майка из комнаты, она захлопнула дверь и заявила, уперев руку в бок:
– Ну, моя милая, прошел целый месяц, срок достаточный; выкладывай, да побыстрей.
– Что?
– Все абсолютно, не собираешься же ты уморить собственную единственную мать до смерти. Я и так терпела черт знает сколько времени, вся состарилась из-за этого преждевременно. Что это за бандит, который стащил тебя у двух ротозеев?
– Он не бандит. Стив сломал ему жизнь, и он собирался отомстить ему.
– Ну дальше, дальше-то что? Что ему от тебя надо было?
– Он хотел, чтобы я изменила Стиву, как это сделала когда-то его невеста.
– Ох ты боже мой, все жилы ты из меня вытянула! Он добился своего?
– Нет, я не стала его любовницей.
– Правда, что ли?
– Да.
– Ну и лопух! Такой огород нагородить? И ради чего? Неизвестно! Но он хоть привлекательный?
– Да.
– Что ты собираешься делать?
– Не знаю.
– А ты знаешь, что Энтони признан законным отцом Майка?
Я кивнула.
– Все деньги из-за твоей кончины и кончины Стива перешли к Майку, и ты теперь без гроша. И вообще положение у тебя скандальное. Энтони, естественно, старается, стряпает тебе приличную легенду, как ты якобы заболела, добрые самаритяне тебя приютили, выходили, а он с Фрэнком просто ошиблись. Но все-таки какие у тебя планы?
– Я уеду куда-нибудь.
– А Энтони?
– При чем здесь он?
– Да ты что не видишь, он с ума по тебе сходит?
– Не преувеличивай, у него невеста Мак-Грегор.
– Она ему такая же невеста, как я папе римскому, он с ней так только проболтался, а когда узнал про Майка, он всех своих красоток распустил по домам, а после твоей кончины вообще монахом заделался.
– Мне все равно.
– Ах, тебе все равно! Скажите, пожалуйста! А о Майке ты подумала? Как он будет без отца или матери? Вот то-то же! Повздыхай, тебе полезно, эгоистка несчастная.
На следующий день Энтони вытащил у меня из рук книгу, которую я вовсе не читала, и сказал:
– Лиз, послушай, ты завтра должна выйти за меня замуж. Нет, не качай головой. Попробуй понять меня. Я был самоуверенным паршивцем до встречи с тобой, я считал, что между мужчиной и женщиной нет ничего, кроме голого секса, и это меня вполне устраивало, но только до того момента, когда я увидел тебя. Я был потрясен, ты была необыкновенно, сказочно хороша, но не это главное, ты была одна такая на всем свете, и я это понял и увязался за тобой, потому что уже не принадлежал себе, я не мог упустить тебя, я должен был узнать, кто ты, и узнал: ты была моей, а я по-идиотски отказался от тебя! Но я все равно был рад, я был в каком-то восторженном чаду, не спал всю ночь, еле дождался утра и поехал к Гарри, чтобы иметь возможность снова увидеть тебя. Ты была так же прекрасна и необыкновенна, и все это не сон, но ты целовалась с Рэем и не принадлежала мне, я должен был тебя завоевать. А потом как же я радовался, когда Нэнси мне все рассказала! Я приехал к тебе и наделал непростительных глупостей, я потерял свое хладнокровие, потому что был слишком влюблен и еще слишком самоуверен и думал, что ты от меня все равно не уйдешь. Рэя я уже не принимал в расчет, а про Стива забыл. И ужасно поплатился! Когда я увидел вашу фотографию в газетах, я был как громом поражен. Он не имел права, он украл тебя, я пришел в ярость и готов был убить его и, наверное, что-нибудь сделал бы отчаянное, если бы вы не улетели. Я не знал, что так можно страдать от ревности; как представлю, что ты находишься в полной его власти, ты, которую я взял первым, которая должна принадлежать мне, и никому другому, я просто с ума сходил и никогда так не напивался до полного бесчувствия. А потом ты от него сбежала, я искал тебя как бешеный, но напрасно. Стиву опять повезло. И я понял, что потерял тебя навсегда, потому что он никогда не отпустит тебя, это было видно по его обожающему взгляду, которым он смотрел на тебя, и ты тоже его любила. И несмотря ни на что, во мне теплилась надежда. Я приходил к Нэнси, чтобы узнать что-нибудь. Для меня все было важно, самые незначительные мелочи и, если посчастливится, увидеть тебя. Я гонялся за тобой, ходил во все места, которые вы посещали. Мне приходилось крепко держать себя в руках, чтобы никто не догадался о моей безнадежной любви. Одна Нэнси знала о ней, когда ты уехала, она рассказала о Майке. Это была невообразимая радость, у меня опять появились права на тебя. И потом, когда ты сказала, что Стив пропал, мне стоило большого труда, чтобы сдержаться. Помнишь, я тогда загадал желание, я молил бога, чтобы Стив не нашелся. Но он рассудил иначе. Если бы не Фрэнк, то я бы последовал за тобой туда. А потом безграничное отчаяние и мрак. И вот, когда свершилось чудо, ты жива, и я тебя нашел, ты должна стать моей, ни у кого нет на тебя прав, потому что никто так не страдал и не любил, как я…