Чудачка, стоящая внимания - Страница 66

Я была поражена его признанием и не смогла отказать ему.

Церемония свершилась быстро и скромно, кроме Нэнси и ее мужа, никто не присутствовал. Мы никуда не уехали.

Когда Энтони в тот день привел меня в спальню, он опустился передо мной на колени и крепко обнял меня. А потом он утолял свой острый чувственный голод с каким-то исступлением и восторгом, я старалась дать ему облегчение, но ему было мало. Мы заснули тогда в полном изнеможении. Это был сумасшедший месяц, а Энтони сумасшедшим счастливым новобрачным.

ГЛАВА 39. ТОСКА

Все это время я не помнила о нем, как будто его никогда не существовало. Но однажды, когда мы ехали с Энтони к Нэнси, я вдруг очень отчетливо увидела тот его особенный взгляд, которым он смотрел на меня, когда уходил и оглядывался, а я собирала рассыпавшиеся кисти. Он знал уже тогда, что Стив разбился, и думал, что со мной делать. И он решил оставить меня! И ничего не говорить! Но зачем он это сделал?

Этот вопрос мучил меня всю дорогу, он не оставил меня и потом, как и воспоминания, которые внезапно нахлынули вместе с ним. С их приходом в моей душе поселились беспокойство и какая-то беспричинная изматывающая тоска. Она не была связана со Стивом, потому что сердце мое смирилось и отболело, этого было не вернуть, это ушло безвозвратно, и ничего здесь не поделаешь.

Энтони сразу почувствовал мою маяту. Он спрашивал меня, я отговаривалась, успокаивала его, стараясь сдерживаться, но это мне все хуже и хуже удавалось. Характер мой сделался очень неровен: я могла смеяться, а через минуту вспылить по какому-нибудь ничтожному поводу, заплакать, а потом замкнуться в себе до полной апатии, и так снова, по кругу. Я сама себя не понимала и не узнавала и ничего не могла объяснить Энтони. Я его иногда ненавидела до ожесточения, потом ужасалась себе и старалась загладить свое зло. Я жалела его и принималась просить прощения неизвестно за что и лихорадочно целовать. В такие минуты он прижимал меня к себе и укачивал, как маленькую девочку. Он показывал меня врачам, но они ничего серьезного не нашли и выписали всякие успокаивающие пилюли. Мы пробовали уехать, но мне делалось еще хуже, и мы возвращались домой.

Это были обыкновенный день и обыкновенная ночь, и мы заснули удовлетворенные в объятиях друг друга, только проснулась я не прежней. Энтони уже встал и куда-то вышел, а я лежала и вспоминала необычайно яркий сон, который только что приснился мне. Там я была счастлива, потому что надо мной было его склоненное лицо. Он о чем-то говорил, но я не слышала его слов, я следила за солнечными бликами и тенями от листвы на его лице, они все время менялись и двигались из-за того, что он шел и нес меня на руках, как тогда, когда я подвернула ногу. И мне было необыкновенно хорошо под взглядом его лучистых глаз, которые любили меня. Да! Да! Любили! Но и я любила его! Вот отчего эта странная тоска. Боже мой! Как это могло случиться? Я не должна. Так не бывает.

Я вздрогнула от прикосновения губ Энтони к моему плечу. Он повернул меня и внимательно посмотрел мне в глаза.

– Что случилось, Лиз?

– Мне он приснился!

– Кто он?

– Корсан! Я люблю его!

– Нет.

– Я все теперь поняла! Он оставил меня, потому что тоже любил!

– Я в этом не сомневался, было бы странно, если бы этот негодяй устоял. Но ты его любить не можешь, он тебя разлучил со Стивом и держал силой.

– Это все так, правильно! И я не знаю, но я люблю его!

– Нет, это игра воображения, последствия твоего сна и болезненного состояния. Все рассеется, вот увидишь, детка. Вставай. Сейчас ты примешь ванну, мы позавтракаем, я тебя немного погоняю на корте, а потом ты нарядишься и мы поедем на выставку.

Я встала и была послушна. Я делала все, как он хотел. Но душа-то, моя душа, она мне больше не принадлежала! И я не смогла ее вернуть, и Энтони не смог.

Прошло три месяца, я сидела у окна, струйки дождя бежали по стеклу, но я не видела их и не слышала, как вошел Энтони, оттого что я была не здесь, я была там, у него. Я пришла в себя, только когда что-то разбилось.

– Зачем ты ее разбил? – равнодушно спросила я, глядя на осколки вазы, которую он швырнул о стену. Он опять был пьян и еле стоял на ногах.

– Я ее разбил, моя радость, потому что так больше продолжаться не может! Идем!

Он схватил меня за руку и потащил за собой, натянул на меня плащ, нахлобучил шляпу, сунул в руки сумочку и сказал:

– Все, детка, я отпускаю тебя к твоему милому! Но развода и Майка я не дам никогда! Я подожду, пока он тебе надоест. Я буду ждать год, два, десять – столько, сколько потребуется, но я дождусь тебя. А сейчас отправляйся!

Он открыл дверь, вытолкнул меня и захлопнул ее. И я пошла, я купила билет и села в самолет.

ГЛАВА 40. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Я его сразу заметила! Он стоял отдельно от всех и смотрел на меня. Когда я до него дошла, он взял мое лицо в ладони, и слова были не нужны, потому что наши глаза говорили восхитительные вещи. Потом наши губы встретились и мы перестали слышать рев реактивных двигателей, мы были заворожены неровным грохотом наших сердец.

И только дома я спросила:

– Как ты узнал, что я прилечу?

– Я все про тебя знаю, потому что люблю тебя.

– И ты знал, что я люблю?

– Да, когда ты выбежала встречать нас с доктором, я прочитал это в твоих глазах.

– Но тогда почему ты дал мне убежать?

– Я боялся спугнуть тебя, ты еще не знала, что любишь меня.

– Но значит, я предала Стива?

– Нет, он уже погиб, не мучайся, так было суждено, мы должны были встретиться и полюбить друг друга. Когда тебя, больную, в горячке, принесли сюда, ты была беспомощна и необычайно красива. В моей ожесточенной душе что-то дрогнуло, и в ней не осталось покоя. Я часто приходил и смотрел на тебя, и целовал. Я удивлялся себе, но не мог удержаться. Это была еще не любовь, но и не та обыкновенная страсть, которую я знал до тебя, это было какое-то новое сильное чувство, и оно уже властно заявляло о себе, я мучительно ревновал. Помнишь? Тогда я накричал на тебя, мне была нестерпима мысль, что ты отдалась Стиву, она меня приводила в ярость и рождала бешеное желание овладеть тобой, и я не удержался, но ты мне ответила отказом. Я пришел в себя и увидел, что еще немного, и ты меня сделаешь своим рабом или негодяем. И я уехал, удрал. Я спасался от тебя. У меня были красивые женщины, и мне показалось, что я освободился от твоего наваждения, кроме того, я получил известие, что Стив разбился. Я вернулся, чтобы отпустить тебя. Но, когда увидел твое лицо, глаза и то их непередаваемое выражение детского испуга, интереса и веселья, я безумно обрадовался, я был так рад, что ты есть и в моей власти, что без труда смог убедить себя ничего тебе не говорить и оставить все как есть. У меня появилась надежда, ты изменилась, ты не была уже враждебна и меньше боялась меня. И чем больше я узнавал тебя, тем больше влюблялся, и мне все трудней было не выдать себя. Ах, ты не знаешь, чего мне стоило оторваться от твоих губ и уйти! В конце концов я запретил себе целовать тебя, потому что уже мог не выдержать. Ни одна женщина не изводила меня так! Но вот тогда, когда я не видел тебя несколько дней, я вошел, и не мог дотерпеть до утра; я хотел только увидеть тебя, и все, но ты спала, такая прекрасная. И мне вдруг показалось, что ты примешь меня, кровь бросилась мне в голову, и я решился, хотел взять тебя, а потом открыться, что люблю, но ты охладила мой пыл вазой и была права. Я буду благодарен тебе до конца дней моих, потому что время еще не пришло, я бы потерял тебя. А потом господь смилостивился надо мной и послал тот тайфун. И я получил в награду твой любящий сияющий взгляд. И целых четыре дня воображал, что ты действительно моя, а я твой муж и могу обнимать тебя и прижимать к себе, но ты сердилась, и во мне появилось беспокойство и неуверенность, что твой взгляд лишь привиделся мне. И когда доктор уехал, я боялся взглянуть на тебя, я сбежал. Когда тот человек пришел за тобой, мне доложили о нем, но я запретил вас трогать: меня как осенило, что я не должен вмешиваться в ход событий, иначе все пропало, я потеряю тебя. Мне было очень нелегко, я страдал так, что все, что я пережил за те десять лет, было ничто в сравнении с этим. А когда я узнал, что ты вышла за него, я был в таком отчаянии, что хотел застрелиться, меня спасла осечка. И, наверное, из-за новых моих мук бог опять сжалился надо мной и вернул мне тебя. И я благодарен ему за свою стр