Я так и сделала, но часа в два ночи проснулась, попыталась снова заснуть. Да куда там! Нет, до утра мне не дотерпеть. Я решительно встала, натянула халат и босиком, чтобы не шуметь, отправилась на кухню.
В доме было тихо и сонно, одни часы бодрствовали. Я никого не разбудила, бежала на цыпочках и свет не включала. Но на кухне пришлось, так как налетела на сковороду и наделала грохоту, но, к счастью, никто не отозвался. Но я не весь зажгла, а только одну свечу – знала, где лежит.
Открыв холодильник, я радостно потерла руки. Ван, голубчик ты мой! Я уже вытащила кое-что и высматривала, чтобы еще прихватить повкуснее, когда голос Корсана мне посоветовал:
– «Воспоминание» тащите.
Вытащить-то я вытащила по инерции, но поставить не сумела, чуть не выронила, хорошо, он подхватил.
– Э, да что с вами? Я не привидение, можете потрогать.
– Но вы же уехали? – Я еще сомневалась.
– И вы что же, полагали, навсегда? Нет, милая леди, как ни прискорбно для вас, но я вернулся, и только что, и страшно голоден, так что вытаскивайте все на стол.
Я все и поставила и свет хотела включить, но Корсан запретил.
– Не включайте, со свечой гораздо уютнее и необычайней. Такой полумрак рождает иллюзии. Садитесь.
Я села и принялась с не меньшим аппетитом, чем он, уничтожать Вановы запасы. Мы уплели все, включая «Воспоминание», и почти не разговаривали, обмениваясь короткими репликами типа:
– Попробуйте это…
– Наложить вам еще…
– Что вы думаете о…
и т. д. и т. п. Обычными репликами двух старых друзей, которые согласны во всем, даже в гастрономических пристрастиях.
Действительно, в этом освещении что-то есть. И мне совсем не страшно и свободно. И когда он откинулся на спинку стула и закурил, я решилась спросить:
– Что вы сегодня писали в кабинете?
– А вы как думаете?
– Не знаю, на письма не похоже, на деловые бумаги тоже, слишком много исправлений. Похоже, как если бы вы что-нибудь сочиняли.
– Вы угадали, я иногда мараю бумагу.
– Правда?! – ахнула я.
– Чему вы так обрадовались? Я не настоящий писатель и не собираюсь им становиться.
– Все равно это здорово. И что вы пишете?
– Рассказы, пробую переложить некоторые жизненные впечатления.
– А как вы начали?
– Случайно, когда я вышел, я был очень одинок, родители умерли, друзей старых растерял, новых заводить не хотел, а выговориться кому-нибудь надо, многое накопилось, вот и доверился чистому листу, он, как известно, все стерпит. И знаете, помогло. А потом как-то втянулся.
– Вы кому-нибудь показывали ваши рассказы?
– Нет, и не имею такого желания.
– А вчера вы о чем писали?
– О старике Шоне, удивителен был, да… потрепала его жизнь… потрепала.
Он задумался. Я не вытерпела и попросила:
– Расскажите!
– О чем?
– Ну, о Шоне.
– Нет, милая леди, это не для вас, и вообще вам пора спать. Завтра вас ждет трудный день: вы будете отнимать хлеб у нашего отца небесного, а это всегда нелегко.
– Значит, вы привезли, что я вас просила?
– Конечно, зачем же я, по-вашему, ездил?
– Неужели за этим? А я думала…
– Что вы думали?
– Так, ничего.
– Нет уж, извольте ответить.
– Я думала, что вы опять к своим женщинам.
– Одно другому не мешает, я действительно заехал к одной хорошенькой леди.
– Так что же она вас не покормила?
– Я еще не был голоден, вернее, был, но в другом роде, и уж его-то она утолила, как и я ее; в общем, мы получили массу удовольствий.
– Могли бы остаться у нее на всю ночь, и их было бы еще больше.
– Вы правы, но если бы я был таким эгоистом, то вы бы не имели свои заказы утром и лишились бы этого чудесного ужина, вам ведь понравилось, милая леди, не отпирайтесь. (Это в ответ на мое яростное мотание головой). Вы съели гору всякой всячины, выудили из меня разные сведения, в том числе щекотливые, и глаза ваши блестели, и вы не боялись меня, хотя никогда еще так соблазнительно не выглядели. Этот халат, безусловно, вам идет. Ну зачем вы его запахнули? Все было так мило, по-домашнему, мне даже стало казаться, что мы старинные любовники, сидим себе на кухне и болтаем о разных пустяках. Я же говорил, что это освещение рождает иллюзии. Не убегайте, я вас провожу.
Он, конечно, проводил и поцеловал, да так, что когда я заскочила к себе, то долго стояла, прислонившись к двери, вслушиваясь в грохот собственного сердца и тишину за дверью, пока она не была нарушена звуками удаляющихся шагов.
«Это все от освещения!» – повторяла я как заклинание перед тем, как уснуть.
Утром Алиссия принесла целую гору разных вещей и остального исключительного, Корсан вспомнил свои девять лет и расстарался. Теперь остается найти Билли и приступить к делу.
Я обыскала все, но не нашла, осталось озеро. И действительно, он оказался там.
Повязав один глаз тряпкой, другим он зорко вглядывался в даль, время от времени выкрикивая разные команды и ругательства. Его фрегат в гордом одиночестве бороздил необозримые просторы.
Я крикнула:
– Билли!
Он даже не шелохнулся, но я сообразила:
– Капитан!
Он чуть повернул ко мне одноглазую голову.
– У меня важное донесение! – замахала я руками, подпрыгивая от нетерпения.
Это был уже кое-что, и, сделав лево руля, он развернул свой корабль ко мне.
– Чего тебе?
– Билли…
– Я теперь не я, а капитан Кидд.
– Но ты не можешь им быть.
– Почему?
– Потому что ты нисколько не похож.
– А тряпка?
– Этого недостаточно, капитан был джентльменом, его все называли сэр.
– И я заделаюсь джентльменом.
– Это трудно, у тебя не получится.