Чудачка, стоящая внимания - Страница 30

– Но что я сказала? – невинно вытаращила глаза Нэнси.

– Ах, что с тобой говорить! – бросила я.

– Как ты смеешь так махать, дрянная девчонка, я сказала сущую правду, то, что видела собственными глазами. И Энтони совсем не чужой, он отец твоего ребенка и вполне может знать, чем занимается его бывшая жена на досуге, тем более он давно вышел из младенческого возраста, лицемерка противная.

Отповедь Нэнси, как ни странно, благотворно подействовала на меня. Действительно, что я так разошлась, ничего же не случилось. Я имею полное право заниматься любовью с собственным мужем где хочу и когда хочу. И потом, что мне этот негодяй?

С Нэнси я помирилась и, во искупление терпеливо выслушав всю подноготную двух ее приятельниц, наконец откланялась, с радостью унося ноги.

ГЛАВА 19. ЭКСПЕРИМЕНТ

Майк пускал пузыри и гукал от удовольствия, ловя рукой яркий шарик, которым я развлекала его. Зубы нашего ангела перестали мучить, проклюнулись, и он опять стал прежним жизнерадостным младенцем.

– Хозяйка, вам пора одеваться, – напомнила Мэри.

Да, пора. Мы сегодня идем в оперу на знаменитого тенора. Я встала и потянулась.

Жюльет сотворила маленький шедевр, пряди лежали свободно, но художественно, и стоило тряхнуть головой, задорно разлетались. Платье принесли еще вчера. Оно немного пугало меня, я же таких никогда не носила, но Стив сказал, что я его непременно должна надеть. Я засомневалась, но он добавил: «Ради меня», а ради него я и не на такое способна. Между прочим, я даже, выучилась ходить на каблуках и проколола уши! Стив уже в смокинге успел застегнуть мне колье и браслет, прикоснуться губами к моему голому плечу и прошептать:

– Я всегда был дьявольски удачлив, но самый главный мой выигрыш – ты.

Со Стивом мне ничего не было страшно, так только, самую малость, – руки холодели. Я вполне выдержала любопытные взгляды и светские разговоры, которые обычно начинались со слов: «Стив, куда вы пропали? Представьте скорее меня вашей очаровательной спутнице…» и т.д. и т.п. Все это стоило потрясающего голоса и блестящей постановки.

В антракте к нам подошла Нэнси под руку с этим к-к, короче, с Энтони. Я с тревогой посмотрела на Стива. Ох, слава богу! Ответил на его расшаркивания, правда, сухо и с ледяной вежливостью, но ответил. А тот улыбается и смотрит, да так дерзко, что мне уже и Стив не помогает, и я опять вспоминаю про платье. Ну негодяй же, что с него возьмешь! До встречи с ним я полагала, что флегматична, но, оказалось, совсем не так: при виде его я вспыхиваю как порох и еле удерживаюсь, чтобы не разуться, освободив тем самым метательные снаряды. Скорее бы звонок!

Нэнси виртуозно заморочила нам головы своей болтовней, и мы могли не утруждать собственные голосовые связки. Стив вежливо внимал ей, я старалась не смотреть на Энтони, рассеянно скользя взглядом по снующей толпе, но все равно время от времени как-то получалось, что наши глаза встречались. Я сердилась, а он был доволен, и что-то очень похожее на насмешку плескалось в его глазах, раз только мелькнуло серьезное выражение, да и то, видно, померещилось под влиянием романтической музыки Верди.

После спектакля, когда мы выходили из театра, чей-то пристальный взгляд заставил меня повернуть голову. Это был Фрэнк. Он стоял, глубоко засунув руки в карманы куртки, и курил. Я обрадовалась и, пользуясь тем, что Стива на минуту кто-то отвлек, подошла к Фрэнку. Он, кажется, не ожидал, растерялся и от этого рассердился.

– Привет, – сказала я.

– Привет, – буркнул Фрэнк.

– Как Рэй?

– В порядке, в Гарварде сдает два курса за год.

– Он сильно переживал?

– Да уж, детка, присушила ты его, но Мэрфи сломать не просто, оклемался. Что это за тип, буравящий меня взглядом?

– Это Энтони, мой бывший муж.

– Тот, что развлекался без тебя?

– Да.

– Парень, похоже, теперь жалеет?

– Нет. Никогда бы не подумала, что ты любишь оперу.

– Я пришел не из-за нее, а из-за тебя и твоего мужа, хотелось увидеть человека, которого ты предпочла Рэю.

– Ну и как?

– Ничего мужик, с характером. Ну, иди, не то дома тебя поставят в угол.

– Сейчас. Я очень рада, что с Рэем все в порядке. Прости меня, я не должна была тогда оставлять его у себя.

– Ладно уж, дело прошлое и забытое.

– Прощай, Фрэнк.

– Постой, ты счастлива?

– Да.

– Тогда прощай, Лиз.

Дома я привстала на цыпочки, взяла в ладони мрачное лицо Стива и отважно поцеловала, несмотря на сердитые глаза.

– О чем ты с ним говорила? – насупившись, спросил он.

– О Рэе. С ним все в порядке, он в Гарварде. Еще Фрэнк спросил меня, счастлива ли я.

– И что ты ответила?

– Ответила – счастлива, а потом мы попрощались. Ты напрасно сердишься.

– Я сержусь на себя, потому что неблагодарный стервец, заполучил тебя и хочу еще, чтобы на тебя не заглядывались.

– Ну, это легко поправить, – засмеялась я. – Просто буду одеваться, как хочу, нацеплю очки – и никаких проблем.

Стив вздохнул.

– Но я еще и тщеславный дурак к тому же, черт бы меня побрал.

– Тогда страдай, – посочувствовала я.

– Придется, – опять вздохнул Стив и спросил с надеждой: – Как думаешь, может, привыкну?

Я задумалась и хлопнула себя по светлому лбу:

– Придумала! Тебе надо утром говорить натощак: «Как бы кто ни заглядывался, Лиз принадлежит только мне одному, так как любит и будет любить меня по гроб жизни». А еще я напишу тебе памятку, и ты будешь носить ее в кармане и при случае пошуршишь ею, и бесы ревности оставят тебя в покое.

Стив похвалил меня, сказав, что я умница и мою идею надо непременно запатентовать. А потом, когда было все готово, с благодарностью принял мой рескрипт, над которым я трудилась, высунув язык, целый день. Сначала я разошлась аж на семь страниц и, оросив свое творение слезами, с трепетом передала в собственные же безжалостные редакторские руки, которые, достав платок, помогли высморкнуться разнюнившемуся носу и решительно приступили к правке сентиментальной чуши. Понапишут же такое! В результате осталось три слова, но зато каких! Влюбленные всего мира повторяют их друг другу.