Не знаю, что бы сказала Нэнси по поводу моего вида, она почему-то вбила себе в голову, что я в этом деле, несмотря на свои претензии к форме и цвету, ничего не смыслю. Но, по-моему, ничего, сойдет. Да чего там особенно присматриваться!
Когда я предстала, наконец, перед мужем, он успел сказать странный комплимент перед тем, как согнуться пополам от смеха.
– Лиз, вы чучело, но даже так вы неотразимы.
Пока я искала подходящий предмет, чтобы половчее запустить в него, он оправился и подошел ко мне. Я вздохнула, с сожалением отложив покушение до следующего раза, и пошла с ним, то есть, сделала несколько неуверенных шагов, пока нога совсем не забастовала, предательски подвернувшись. Но что же делать? Босой, что ли?
Стив положил конец моим размышлениям. Он просто взял меня на руки. Мне это совсем не понравилось. Но он заверил, что обыкновенно не ест смешных растерянных девочек, нетвердо стоящих на ногах. Я и успокоилась.
Он донес меня до машины, потом до самолета и даже не запыхался. Неудивительно, он был очень силен, этот Стив Гордон. Гарри еще тогда что-то такое говорил.
В самолете нашлась пара отличных старых тапок штурмана. Я была этому очень рада и привязала их к ногам наподобие снегоступов. Все лучше, чем передвигаться на руках Стива.
Огромный «боинг» на одного человека производил странное впечатление. Это был уже не самолет с привычным рядом кресел, это был летающий дом. Я не решилась осмотреться как следует, присутствие Стива сковывало меня. Я только немного повернула голову, как бы так, между прочим, но он уловил мое любопытство и подошел ко мне.
– Идемте, Лиз, я покажу наш боинг.
Я пробовала отпираться, дескать, мне неинтересно, но он не внял и почти силком стащил с кресла.
Комнат оказалось несколько, самых разных, и даже спальня с кроватью, куда я не вошла, а только ногу занесла через порог и, как увидела, – сразу назад. В них было все: мебель, одежда, книги, аппаратура и другие мелочи, призванные скрасить нелегкую жизнь человека, обремененного огромным состоянием.
Когда мы вернулись, стюард уже накрывал стол. Нечто, лежащее на моей тарелке, было мне совсем не знакомо. Я не знала, как к нему подступиться, и сомневалась, стоит ли заводить близкое знакомство. Я не привередлива, но за прожитые годы привыкла к определенному набору без затей.
– Смелее, это вкусно, – подбодрил меня Стив.
Я отковыряла маленький кусочек и, стараясь не дышать, как в детстве, когда Керол засовывала в меня горькое лекарство, отважно проглотила и, чтоб не казаться деревенщиной, с грехом пополам осилила третью часть.
Потом я пошла в комнату, где видела книги и журналы, и задумчиво разглядывала их без единой мысли в голове, и не слышала, как подошел Стив, да и немудрено: он легко двигался, и еще ковер был в сговоре с ним. Я вздрогнула, почувствовав его руки на своей талии, а дыхание на щеке.
– О чем вы задумались, Лиз? – вкрадчиво спросил он.
– Ни о чем.
Это была уже неправда, я замерла и в панике молча кричала.
– Вот, началось! Боже, помоги мне!
– А знаете, что я думаю?
– Нет, – пролепетала я.
– Я думаю, вы не очень будете сопротивляться, если я поцелую вас.
– Нет, то есть, да.
Он засмеялся, быстро повернул меня и закрыл мой рот своим, чтобы я не могла уточнить свой ответ. Когда он чуть отпустил меня, я взмолилась:
– Нет, Стив, пожалуйста, не надо, только не сейчас, не в самолете.
Он тяжело дышал и смотрел на меня.
– Хорошо, но вы не знаете, чего мне это стоит, – наконец вымолвил он.
Я схватила первый попавшийся журнал и выскочила туда, откуда пришла. Я упала в кресло и закрылась журнальным щитом, с трепетом ожидая его появления, но не дождалась, слава богу. Я мало-помалу успокоилась и восстановила нормальное положение журнала, позволяющее читать его, не вставая на голову. Журнал был толст, и его хватило, пока не появился Стив.
– Скоро идем на посадку, – сказал он, упаковывая меня в ремни.
Я выглянула в иллюминатор. Посредине океана, может, и не ровно посередине, но явно не с краю, потому что кругом плескалась вода, возвышался остров, точнее верхушка огромной скалы. Он был непреступен со всех сторон, согласно названию, кроме маленькой, еле заметной бухточки с юга, где покачивалась игрушечная белая яхта. Ветер и господь затупили земную твердь для удобства обитания деревьев, цветов, травы, животных, птиц и человека, который соорудил еще для себя нечто похожее на дворец со службами, ангар и взлетно-посадочную полосу. Мы благополучно приземлились.
Стив помог мне отвязаться от ремней, взял за руку и уже не отпускал, пока не привел, минуя все, в спальню.
Он был нетерпелив. Я не сопротивлялась: это было уже бессмысленно, и чем скорее все произойдет, тем лучше. Он запрокинул мне голову и жадно целовал меня. Я не видела, как он перенес меня на кровать, как его руки и губы блуждали по моему телу, как неумолимо он вошел в меня. И тогда неизвестный мне восторг затопил меня, заставив широко распахнуть глаза и увидеть склоненное надо мной лицо счастливого мужчины. Я недоверчиво смотрела на него, неужели это он…
– Лиз, почему у вас сомнение в глазах? – спросил он, улыбаясь.
– Стив, это были вы? – сейчас я ничего не могла скрыть, в том числе свою глупость.
– Что вы имеете в виду?
– Странно, со мной что-то такое сейчас, но я же не люблю вас.
– Я доставил вам удовольствие?
– Да.
– Я намерен доставлять его вам всегда. Вы привыкнете ко мне и, может быть, даже полюбите меня. Я очень хочу этого. Я люблю вас. И безумно рад, что вы новичок в любви. Мне сорок лет, у меня было много женщин, и я уже мало что ждал от жизни, но, когда я увидел вас, понял, что пропал. Вы были фантастически хороши и единственны. Вы не кокетничали и не ловили восхищенные взгляды сраженных вами мужчин. Вам это было не нужно. Вы хотели сбежать. И когда вам это удалось, жизнь потеряла всякий смысл для меня, я ничего не мог делать, вы стояли у меня перед глазами, я искал вас и не находил, я был в отчаянии, я испугался, что не найду вас, и готов был на все. Еще немного, и из Гарри я просто бы выбил сведения о вас, но я нашел вас, и теперь вы моя, и я счастлив. Вы еще лучше, чем я предполагал, ваше удивительное тело создано для меня, я ни от кого не получал такого наслаждения, но мне этого мало, я хочу вашу душу, тогда вы будете безраздельно моя. А пока вы недоверчиво смотрите на меня, у меня возникает тревожное чувство, что я не устерегу вас, и вы однажды исчезнете, как сон. Наверное, мне не следовало говорить, какую власть вы получили надо мной, любая женщина использовала бы это против меня, но не вы.